На соседних санях что-то сонно забормотал холоп, дальше повернулся с боку на бок боярин Годислав.
«Спят!» – понял Олег.
И, похоже, та же самая догадка посетила и волчью стаю. Кровавые огоньки все вдруг стали приближаться, снег зашелестел под ударами лап справа, слева, спереди и сзади. Послышался треск, жалобный вой, хрип. Ведун поднялся, обнажил клинок, крутя головой во все стороны. Волки, почуяв неладное, заметались, попытались убежать – но оказались бессильны. Горящие во мгле глаза теперь дергались совсем рядом, однако практически на одном месте. А некоторые начали тускнеть.
– Что?! Что случилось?! Атака?! – внезапно вскочил со своего места боярин и рубанул мечом воздух. – Где они, где?
– Вокруг, Годислав, – ответил Середин. – Но не стоит лезть в темноту. Разберемся на рассвете.
До первых лучей солнца оставалось совсем немного времени. Прошло чуть больше часа, а небо уже начало светлеть, и очень скоро путники к огромному своему удовольствию смогли полюбоваться забавной картиной: многие десятки волков – распятые, полузадушенные, обессилевшие – трепыхались между деревьями, не в силах даже скулить. Судя по тому, как тряслись ветки елей, и постоянному шуму с той стороны – расставленные в густой чаще силки тоже собрали свою добычу.
Развешанные на ветках, между деревьями, привязанные к корням веревочные петли – самые коварные из возможных ловушек. Снять удавку можно только руками, а при малейшей попытке отскочить, вывернуться убежать – жертва неизбежно попадает ногами или лапами еще в две-три ближайшие петли, и все – оказывается распятой между двумя-тремя деревьями. И чем больше трепыхается – тем сильнее стягиваются удавки, тем крепче они держат добычу. Между тем любой зверь, идущий головой вперед, в первую очередь «ловит» силок себе на шею. Не запаниковать, неожиданно ощутив чужое прикосновение к горлу, – не по силам даже человеку.
– Что, волчары, допрыгались? – с презрительной усмешкой поинтересовался ведун. – Вы можете хоть сто раз кружить путников и выматывать их осадой, можете дружить с колдовством и отличать лук от копья или меча. Но вы все равно останетесь жалкими животными, которых любой человек при желании одолеет. Вот мы сейчас подкрепимся с друзьями, да с вас со всех шкуры и снимем. Вонючие они, конечно, но за сотню штук, может статься, и гривну выторговать получится.
– Не получится, – покачал головой Годислав. – Больше алтына за штуку не дадут. Но коли сшить все вместе, да пол в усадьбе застелить, то смотреться будет неплохо, и ногам теплее. Себе заберу, дружище. А с тобой серебром сочтусь. По рукам?
– По рукам, – легко согласился Середин.
– На что тебе волчьи шкуры в доме, боярин? – недовольно буркнул холоп. – Псиной воняют, вытираются быстро.
– Зато как приятно ходить по шкурам тех, кто тебя сам едва не слопал, – оскалился боярин. – Нет, решено! Весь пол ими выстелю. Да ты не боись, Мичура, тебя одного всех обдирать не заставлю. Поможем. Ведь поможем, ведун?
– Отчего не помочь? Конечно, поможем.
Теперь, когда путникам больше ничто не угрожало, они могли не суетиться и никуда не торопиться. Разведя костер, люди спокойно поели, запили мясную кашу терпким греческим вином и только после этого, взявшись за ножи, отправились за добычей.
– Стойте!!! – Истошный крик с дороги заставил победителей опустить уже занесенные над первыми зверями ножи. Запыхавшаяся, растрепанная девчонка сбежала с тракта на истоптанный снег и остановилась, обняв одной рукой холодную корявую березу: – Не трогайте их! Не убивайте!
Курносая и узкоглазая, одета она была довольно богато, хотя и явно с чужого плеча: алые тисненые сапожки, цветастые юбки, синий нарядный зипун с золотистыми шнурами. Под распахнутым тулупом виднелась войлочная жилетка, накинутая поверх шелковой, тоже цветастой рубахи. Девице на вид было лет десять-одиннадцать – и она вся раскраснелась, по лицу стекали капельки пота.
– Это почему? – не понял боярин. – Волки же. Убийцы серые.
– Тронете – я вас тоже изведу! – указала на него пальцем малявка. – Вусмерть изведу, в моей стае воинов еще в достатке! Втрое больше, нежели вам попались!
– Ты кто такая, пигалица, чтобы нас ратниками пугать? – хмыкнул Годислав, поглаживая косарем загривок бессильно обвисшего в двух петлях крупного волчары.
– Я хозяйка леса!
– Хозяева леса ныне спят, – покачал головой Олег.
– Я хозяйка! – Девчонка, чуть отдышавшись, скинула зипун, протянула руки в сторону двух трухлявых пней. Уже через мгновение те закачались, крякнули, поднялись на корнях и, переваливаясь с боку на бок, роняя с макушек снег, размахивая толстыми сучьями, двинулись к людям.
Боярин громко сглотнул, уронил нож и, схватившись за меч, попятился. Холоп же просто драпанул к саням и заполз под одни из них.
– Ерунда, обычный морок. – Олег зачерпнул горсть снега, слепил снежок и запустил в ближний из оживших пней. Белый комок с четким хлопком о кору разлетелся в пыль. Ведун пожал плечами: – Значит, хороший морок. Зимой ни одна нежить не оживает. Всего этого – нет.
– Как порвут в клочья, тогда узнаешь! – выкрикнула пигалица. – Отпусти моих друзей!
– Так прямо и порвут? – Середин, переступая через полузадохнувшихся в петлях зверей, зашагал пням навстречу. По спине пополз неприятный холодок, колени отозвались предательской слабостью – но ведун точно знал, что зимой даже самая сильная ведьма не способна поднять для схватки никакой мертвечины. Морок же, как бы страшен ни был, реального вреда причинить не способен.