Врата смерти - Страница 31

– Спасибо на добром слове, не откажусь, – кивнул Середин и первым спрыгнул с коня. – В каких же краях твое поместье, боярин? Куда путь держишь?

– Русский я. Туда и еду.

– Так и я русский, – усмехнулся ведун. – Но еду, скорее всего, в другое место.

– Нет, ты не понял, – спешился воин. – Все мы, внуки Сварога, русские, все мы от единого корня выросли. Однако же я из исконных, изначальных земель выходец. На русской земле родился, русским по месту рождения зовусь, русскому князю в верности поклялся и подворье мое там же, в Русе стоит.

– Ах, вот оно что! – хлопнул себя по лбу Середин. – Я в скитаниях своих и запамятовал совсем, откуда имя народа русского зародилось, где первый русский город поставлен был. Ну конечно же! Однако, выходит, мы и вовсе попутчики. До Новгорода от Русы всего дней пять пути будет.

– По зимнику через море за день домчаться можно, коли на отдохнувших лошадях, да токмо до Новагорода.

– Через Ильмень-озеро? – на всякий случай уточнил Олег, хотя и знал, что многие в этом мире Ильмень из-за его огромных размеров называли морем. Да и не только его – на точность географической терминологии в здешние времена внимания особо не обращали.

– Через оно самое, – согласился боярин. – Прорубь бить станем или снег растопим?

– На семь лошадей и трех человек топить намучимся. Легче уж прорубь.

Разбивать лагерь втроем было, разумеется, куда проще и быстрее. Пока Олег и боярин Годислав расседлывали и распрягали лошадей, холоп успел набрать хворосту, развести огонь. Затем Середин топориком прорубил во льду небольшую прорубь, набрал воды в кожаные ведра и медный котел, расставил возле огня. Когда она немного согрелась – напоил коней. Его попутчики за это время успели срубить и разделать толстую сухостоину, обеспечив запас дров до самого утра. Так, в три пары рук, меньше чем за час путники управились с насущными хлопотами и смогли улечься у костра на отдых. В медном котле боярина попыхивала ароматная ячневая каша, в которую Олег порезал хороший кусок ветчины, а Годислав добавил две горсти сушеного крупнозернистого мяса.

– Скажи, друже, а христианские храмы в Русе есть? – поинтересовался ведун.

– О-о, каких там только святилищ не выстроено, – отмахнулся боярин. – Все и не упомнишь. Вестимо, есть.

– Правда? – приподнялся на локте Олег. – Коли так, то и мне на русскую землю завернуть не мешает.

Свой второй вопрос ведун задал только утром, когда путники, свернув лагерь, двинулись по тракту дальше.

– Скажи, боярин, – поинтересовался он, – коли ты клятву верности русскому князю принес, как же тебя в ряды дружины Владимира занесло?

– А отчего мне под стягами киевскими в поход не сходить? – удивился Годислав. – Чай, киевские земли нам не чужды, тоже в состав Русы входят. Так и называются во всех грамотах: Русь Киевская. Оно, может статься, и окраина, но зато есть людям ратным где славу заслужить, супротив кого меч свой обнажить, отвагу показать и доблесть. Я ведь не супротив Русы ходил, а против ворогов русских по княжескому благословению. Наш князь завсегда согласие дает, коли бояре его за славой отъехать просятся. Сказывает, ему дружина парадная не нужна – та, что токмо на пирах сидеть умеет. Он таковых воинов иметь желает, кои опыта ратного понабрались, кои от стрел иноземных не бегали, кои рогатину о вражий щит преломили, кои меч свой кровушкой напоить успели. В Русе боярин, в походы не ходивший, не то что в сотники или тысячные, в десятники никогда не выслужится.

– И много походов при тебе князь Владимир организовал?

– На половцев ходили, на хазар трижды, пока и про имя их на Итиле вспоминать перестали, на булгар ходил, – гордо начал перечислять Годислав. – С печенегами бился. Нешто не слыхал?

– Я несколько лет тому с князем Муромским на торков ходил. Да и застрял в чужих землях надолго. Токмо вернулся.

– Так ведь сказывали, разгромил князь степняков?

– Я не в полон попал. – Олег догадался, о чем подумал боярин. – Мы с другом одним новгородским через освобожденные земли с товаром в новые места отправились, пока никто путь не проторил. Вернулись с хорошим прибытком. Только так вышло, Любовод, друг мой, на ладьях домой ушел, а я вот верхом возвертаюсь.

– Повезло... – загрустил Годислав. – У меня же добычи почитай и нет совсем. Вроде и походы все ладно сложились. И половцев от порогов прогнали, и хазар разгромили, и булгарам спину не показали – да токмо богатых селений не взяли ни единого, и лагерей своих вороги наши не бросали, с обозом бежали. Отвернулась от меня Макошь своей милостью, разбогатеть не смог. Серебром князь за храбрость отблагодарил – тому и рад. А ты как, изрядно в походе том разжился?

– Ну-у, – пожал плечами Олег, – кое-что урвал. Но от торговли прибыток получился веселее.

– Огорчать не хочешь? – покосился на спутника боярин.

– Чего там огорчать? Ты такой не один. Просто судьба у князя Владимира такая – дружину свою без добычи оставлять. Я ведь с ним тоже раз в походе оказался. В Таврию ходили. Он из того похода жену свою привез.

– Мне про то сказывали! – встрепенулся Годислав. – Сказывают, битва была жаркая с ратью царьградской, воинов много полегло с обеих сторон, но греки все же побежали и биты были с позором.

– Именно так, – с усмешкой кивнул ведун. – Побили мы их и славой себя покрыли безмерной. Но добычи не взяли никакой. Что за добыча, коли, кроме поля ратного, ничего нам в награду не досталось?

– О сем не слышал... – удивился попутчик.

– У князя киевского все так. Воин он знатный, побед одержал немало, да только с добычей завсегда у него неладно. К князю Владимиру только за славой наниматься можно – этим он наградит вдосталь. Но коли добыча нужна – тут с новгородцами надобно рядиться, али на худой конец с муромцами. Те хоть порубежной службой и тяготят, но зимами часто в степь ходят кочевья разорять. Дело не слишком опасное, степняки по снегу воевать не способны, однако же табуны, скот, иное добро взять с них случается.