Врата смерти - Страница 26

– Судьба моя такая – от веси к веси бродить, – миролюбиво ответил Олег. – На роду так написано. Против радуницы своей не попрешь.

– Сход так порешил, – несколько сбавил тон мужик, – на кошт тебя взять можно. Коли ты от лихоманки и ненастья помогать станешь, так и тяготу с хозяйством с тебя снять можем. Опять же, сказывают, корил ты общество, что богов своих мы забыли. Так тебе святилище наше и доверим. К тебе небеса благосклонны, ты за то печалишься. Ты об истуканах и позаботься.

– Эк оно обтекаемо прозвучало: «сказывают», – усмехнулся Середин. – Вроде ни с кем, кроме Беляны, я о том не говорил.

– А постыдного в том ничего нет, – возразил седой. – То мельничиха проклятущая слабость и беспамятство на нас навела, что в священную рощу ходить перестали. Ноне же возродить готовы. Тебя же волхвом признаем.

– Не нужно, – опять мотнул головой Олег. – Я не волхв, не хранитель. Я охотник. Мое дело беду и нежить изводить, а не молитвы возносить и подношениями побираться.

– Общество так решило, знахарь, тебя за проживание с двумя девицами помимо жены не осуждать и в том не препятствовать! – сказал мужик с таким видом, словно выложил главный козырь. – Коли так угодно богам, то пусть оно так и остается.

– Да на фиг они мне сдались, эти девицы?! – возмутился Олег. – У Беляны прижились, пусть она с ними и разбирается. Мой дом – дорога, мне до этого дела нет.

– Не дело сказываешь, знахарь, – покачал головой темноглазый крестьянин, стоявший за седым. – Общество тебя признало, грехи твои простило, так и неча слова крамольные сказывать. Супротив воли общества идти никому не дозволено. Сказано тебе: с Беляной остаешься, волхвом здешним будешь! Вот и прими волю людскую, поперек прочих не иди.

– А сбежать попытаешься – того не допустим, – добавил другой. – Доглядывать за тобой станем, и за домом тоже. Коли супротив воли общества пойдешь, так и мы тебя по-иному за деяния спросим. Как Беляну и девок чужих снасильничал, как чародейством занимался, с ведьмой дружбу вел. Князь наш чародеев не жалует, вмиг справедливость для тебя сыщет. И за колдовство, и за поведение срамное.

– Хорошенький разговор, – нахмурился ведун. – Значит, вы меня намерены здесь, как пса сторожевого, на цепи держать, а я вас исцелять еще при этом должен и богов за вас молить? А приглядчики ваши меня удержат, коли я в седло поднимусь да в путь тронусь? Я ведь не только нежить истреблять умею.

– Нечто ты еще и грех смертоубийства на себя взять собираешься? – удивился седой. – Такие слова и говорить человеку честному невмочно. Такое будет наше слово: супротив воли общества идти не дозволено никому – ни волхву, ни смерду простому. И общество нарушения воли своей не допустит. А добром ли, не по-доброму – то уж решай. Слово общее мы до тебя донесли. Пойдем...

Мужики попятились – спиной к обозленному ведуну не рискнул повернуться ни один, – скрылись за дверью. Середин скрипнул зубами, накинул налатник и вышел следом. С крыльца было видно, что за воротами, шагах в двадцати, на пеньке под заиндевевшей березой, сидит паренек в длинном тулупе и старательно бьет баклуши – режет из уже готовых липовых заготовок нечто каплевидное, что в дальнейшем может стать как ложкой или лопаткой, так и пестиком или игрушкой. В сторону дома он не смотрел, но было понятно, что место для своей работы мальчишка выбрал не просто так. А еще Олег понимал, что если этот наивный простак кинется и вцепится в поводья его лошади, то убивать или калечить юнца он не станет. Не сможет, рука не поднимется. Ведь жизни его ничего не угрожает, это деревенские сказали достаточно ясно. И даже как-то карать-пытать ведуна никто не собирается. Убивать просто ради желания поехать в другое место... Это явный перебор. Тут седой селянин попал в точку: взять на душу такой грех Середин был не в силах. Резать людей, которые просто хотят оставить его при себе жить – пусть и чересчур настойчиво, – это...

– Вот попал, электрическая сила! – зло сплюнул Олег и вернулся в избу.

Беляна благоразумно задержалась с возвращением домой. Ждала, пока постоялец успокоится. Но это все равно ничего не меняло. Едва она вошла внутрь, как Середин поднялся навстречу:

– И что все это значит?

– Общество сочло, что ты здесь нужен, Олеженька, – с приторной ласковостью ответила она. – А супротив решения общего не пойдешь, так уж исстари заведено. Как приговорили, так и останется.

– Теперь скажи, откуда это самое «общество» узнало столько лишнего? – подойдя вплотную, поднял он за подбородок лицо женщины и заглянул ей в глаза.

– Ложь – это грех, – с легкостью парировала Беляна. – Не стану же я сход весь обманывать? Ты спас нашу весь от ведьмы и ее проклятия. Люди не хотят, чтобы ты уходил. Они отдают тебе меня, и я приняла это с послушанием. И ты должен поступить так же. Ты мужик умелый, мудрый и работящий, сход постановил благодарностью тебе ответить и на кошт общинный принять, дабы ни в чем ты нужды и тяготы не испытывал. И я всей душою стараться для тебя в том же стану. Дабы ничто жизнь твою здесь не омрачало. В ласке ты у меня будешь и сытости. В том я зарок при всех дала.

– Сердечные вы все такие... Просто мочи нет! – сквозь зубы процедил ведун. – И любите, и заботитесь, и на жертвы для меня идете. Вот только мнением моим не интересуетесь.

– Люб ты всем, знахарь. Нечто на любовь злом ответить желаешь?

– Вот проклятье... – Олег отпустил селянку, отступил к печи. Снова сплюнул.

Он знал, как истреблять нежить и бороться с болезнями. Знал, как сражаться в бою и поединке. Знал, как противостоять мороку и заклинанию. Но как одолеть настырную удушающую доброту – не представлял даже примерно.